Зелёная лампа

Феликс Кривин - фрагменты

О'Генри: "Дороги,
которые мы выбираем"

Анатолий Голубев - Цитаты, афоризмы

Cотрудницам к 8 марта

Оля стихотворения

Гимназическая былина - шутка

- страница для тех, кто не только умеет читать и писать, но иногда и пользуется этими навыками.

Здесь нет стройной системы: есть и стихи и проза, отрывки из классические произведений соседствуют с любительскими опусами. надеюсь, то, что вы видите сейчас - это только начало. В дальнейшем будет больше

Феликс Кривин

МУШКЕТЕРЫ

Бражники, задиры, смельчаки - словом, настоящие мужчины...

Молодеют в зале старики, женщины вздыхают беспричинно.

Горбятся почтенные отцы: их мечты - увы! - не так богаты. Им бы хоть бы раз свести концы не клинков, а собственной зарплаты.

Но зовет их дивная страна, распрямляет согнутые спины, - потому что женщина, жена, хочет рядом чувствовать мужчину.

Бой окончен. Выпито вино. Мир чудесный скрылся за экраном.

Женщины выходят из кино. Каждая уходит с д'Артаньяном.

ОСТРОВ ЛИЛИПУТОВ

Если бы у лилипутов не было Гулливера, то как бы лилипуты писали свою историю?

Но у лилипутов был Гулливер...

"Лемюэль Гулливер, лилипут по рождению, воспитанию и вероисповеданию. Происходил из довольно низкого рода, но сумел подняться до невиданных высот и высоко поднять знамя нашей великой, славной Лнлипутии..."

Лилипуты читают эти строки и вырастают в собственных глазах.

ДОН-КИХОТ

1

Говорят, что в самом конце Дон-Кихот все-таки женился на своей Дульцинее. Они продали Росинанта и купили себе козу. Коза дает два литра молока, но это, говорят, не предел. Говорят, бывают такие козы, которые дают в день до трех литров...

Впрочем, это только так говорят...

2

Санчо Панса, трезвый человек, человек не сердца, а расчета, вот уже подряд который век ходит на могилу Дон-Кихота.

И уже не бредом, не игрой обернулись мельничные крылья... Старый рыцарь — это был герой. А сегодня он лежит в могиле.

Был старик до подвигов охоч, не в пример иным из молодежи. Он старался каждому помочь, а сегодня — кто ему поможет?

Снесены доспехи на чердак, замки перестроены в хоромы. Старый рыцарь был большой чудак, а сегодня — мыслят по-другому...

Видно, зря идальго прожил век, не стяжал он славы и почета...

Санчо Панса, трезвый человек, плачет на могиле Дон-Кихота.

ФАУСТ

1

Над землей повисло небо - просто воздух. И зажглись на небе звезды - миф и небыль, след вселенского пожара, свет летучий... Но закрыли звезды тучи - сгустки пара. Слышишь чей-то стон и шепот? Это ветер. Что осталось нам на свете? Только опыт.

Нам осталась непокорность заблужденью. Нам остался вечный поиск - дух сомненья.

И еще осталась вера в миф и небыль. В то, что наша атмосфера - это небо. Что космические искры - это звезды...

Нам остались наши мысли - свет и воздух.

2

- Доктор Фауст, хватит философий, и давайте говорить всерьез!

Мефистофель повернулся в профиль, чтобы резче обозначить хвост.

Все темнее становилась темень, за окном неслышно притаясь.За окном невидимое время уносило жизнь - за часом час. И в старинном кресле - неподвижен - близоруко щурился на свет доктор Фауст, маг и чернокнижник, утомленный старый человек.

- Доктор Фауст, будьте оптимистом, у меня для вас в запасе жизнь. Двести лет... пожалуй, даже триста - за здоровый этот оптимизм!

Что он хочет, этот бес нечистый, этот полудемон, полушут?

- Не ищите, Фауст, вечных истин. Истины к добру не приведут...

Мало ли иллюзий есть прекрасных? Доктор Фауст, ну же, откажись!

Гаснут звезды. В доме свечи гаснут. В старом кресле угасает жизнь.

ЙОРИК

Мне хочется во времена Шекспира, где все решали шпага и рапира, где гордый Лир, властительный король, играл не выдающуюся роль; где Гамлет, хоть и долго колебался, но своего, однако, добивался; где храбрый Ричард среди бела дня мог предложить полцарства за коня; где клеветник и злопыхатель Яго марал людей, но не марал бумагу; где даже череп мертвого шута на мир глазницы пялил неспроста.

Мне хочется во времена Шекспира. Я ровно в полночь выйду из квартиры, миную двор, пересеку проспект и - пошагаю... Так, из века в век, приду я к незнакомому порогу. Ссудят мне Шейлок денег на дорогу, а храбрый Ричард своего коня. Офелия, влюбленная в меня, протянет мне отточенную шпагу... И я поверю искренности Яго, я за него вступлюсь, презрев испуг. И друг Гораций, самый верный друг, меня сразит в жестоком поединке, чтобы потом справлять по мне поминки.

И будет это долгое - Потом, в котором я успею позабыть, что выпало мне - быть или не быть? Героем - или попросту шутом?

АРХИМЕД

- Эй, что ты там чертишь на песке?

- Вычисляю. Знаете ли вы, что если найти точку опоры, можно перевернуть земной шар?

- Перевернуть земной шар? Ого, в этой мыслишке кое-что есть!

Из древнего разговора

Не троньте, не троньте его кругов! Не троньте кругов Архимеда!..

Один из пришлых римлян-врагов с ученым вступает в беседу:

- К чему говорить о таком пустяке? - легат вопрошает с улыбкой.- Ты строишь расчеты свои на песке, на почве, особенно зыбкой.

Сказал - и услышал ответ старика:

- Солдат, вы меня извините. Но мудрость жива и в сыпучих песках, а глупость - мертва и в граните.

- Ты, вижу, мастер красивых слов, - легат завершил беседу. - Старик, я не трону твоих кругов.

Сказал - и убил Архимеда.

История мчится на всех парах, одни у нее заботы: уже архимеды горят на кострах, восходят на эшафоты...

Они, архимеды, кладут кирпичи, другим уступая победу...

И ныне, как прежде, над миром звучит: НЕ ТРОНЬТЕ КРУГОВ АРХИМЕДА!

КАРФАГЕН

Едва Карфаген возник, как уже стали поговаривать о том, что он должен быть разрушен.

- У нас кончились ассигнования на строительство, а на разрушения не использованы средства, - поговаривали в римском сенате. - Поэтому, как ни прискорбно, другого выхода нет: Карфаген должен быть разрушен.
Римляне с прискорбием согласились и стали понемножку разрушать Карфаген.

Дело осложнялось тем, что жители Карфагена, малосведущие в бюджетных трудностях чуждой им Римской империи, сильно тормозили разрушение своего города.

- Карфаген должен быть разрушен! - поговаривали в римском сенате через год.

- Карфаген должен быть разрушен! - поговаривали там через три года.

Римский бюджет переживал трудности.

И вместе с ним переживали трудности жители далекого города Карфагена.

ГЕРОСТРАТ

А Герострат не верил в чудеса. Он их считал опасною причудой. Великий храм сгорел за полчаса, и от него осталась пепла груда.

Храм Артемиды. Небывалый храм по совершенству линий соразмерных. Его воздвигли смертные богам - и этим чудом превзошли бессмертных.

Но Герострат не верил в чудеса, он знал всему действительную цену. Он верил в то, что мог бы сделать сам. А что он мог? Поджечь вот эти стены.

Не славолюбец и не фантазер, а самый трезвый человек на свете - вот он стоит. И смотрит на костер, который в мире никому не светит.

ДИОГЕН СИНОПСКИИ

Диоген получил квартиру.

После тесной и душной бочки стал он барином и жуиром, перестал скучать в одиночку. Всем доволен, всем обеспечен, он усваивал новый опыт. Иногда у него под вечер собирались отцы Синопа. Те, что прежде его корили, те, что прежде смотрели косо...

И все чаще в своей квартире тосковал Диоген-философ.

И тогда, заперев квартиру, неумытый, в одной сорочке, шел к соседнему он трактиру.

Диогена тянуло к бочке...

КСАНТИППА

- Верная, примерная Ксантиппа, как ты любишь своего Сократа! Охраняешь ты его от гриппа, от друзей, от водки, от разврата, от больших и малых огорчений, от порывов, низких и высоких, от волнений, лишних впечатлений, от весьма опасных философий, от суждений, слишком справедливых, изречений, чересчур крылатых...

Любящая, добрая Ксантиппа, пожалей несчастного Сократа!

ГЛАДИАТОРЫ

- Завтра я убью Мария!

- А я Суллу!

Гладиаторы готовятся к предстоящему бою. Они проверяют доспехи, чистят оружие, они спрашивают друг Друга:

- Достаточно ли остер мой меч?

Они советуют друг другу:

- Бей по этому месту. Тогда уж наверняка!
Они говорят друг другу:

- Завтра я убью Мария!

- А я Суллу!

Назавтра начинается бой. Гладиаторы ободряют друг друга и шепчут тихонько:

- Желаю удачи!

Они дерутся, как львы. Они не знают пощады, и римские консулы рукоплещут им со своих трибун...

Гладиаторы убивают друг друга.

ЖЕНА ЦЕЗАРЯ

Это был тот день, когда к Помпее, жене великого Цезаря, под видом женщины проник переодетый мужчина.

- Кай Юлий, это уже не в первый раз! - сказали Цезарю его приверженцы.

- Не в первый? Я что-то не вспомню других.

- Кай Юлий, у тебя просто плохая память.

Цезарь был оскорблен:

- Ну, знаете... Мне может изменить жена, но память мне изменить не может.

- Может, может! - хором твердили приверженцы. И тогда Цезарь заколебался.

- Уходи, Помпея, - сказал он. - Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

Это был тот день. Это был последний день Помпеи в доме у Кая Юлия Цезаря.

- До свиданья, Юлий, - грустно сказала она. - Я думаю, ты еще будешь раскаиваться.

Жена ушла. Подозрения остались. Жена Цезаря была вне подозрений.

РАБСТВО

Туллий Цицерон был рабом своего красноречия.

Гней Помпеи был рабом своего успеха.

Юлий Цезарь был рабом своего величия.

Один был в Риме свободный человек: раб Спартак.

ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ

Нет, не Колумб первый открыл Америку. Первыми были совсем другие.

Это они обжили необжитую землю и полюбили ее, не зная других земель. Из конца в конец прошли они материк, нисколько не считая, что открывают Америку.

- Посмотри туда, Соколиный Глаз: к нам, кажется, кто-то плывет...

- Прислушайся, Чуткое Ухо...

- Поддержи меня, Твердая Рука...

Нет, не Колумб первый открыл Америку. Но так уже повелось, что первый - всегда Колумб, и всегда последние - могикане...

НЬЮТОНОВО ЯБЛОКО

- Послушайте, Ньютон, как вы сделали это свое открытие, о котором теперь столько разговору?

- Да так, обыкновенно. Просто стукнуло в голову.

ОДИН ШАГ

- От великого до смешного один шаг, - сказал Наполеон и все-таки не сделал этого шага.

Но у Наполеона были последователи...

НЕГЕРОИ

И в декабре не каждый декабрист. Трещит огонь, и веет летним духом. Вот так сидеть и заоконный свист, метельный свист ловить привычным ухом.

Сидеть и думать, что вокруг зима, что ветер гнет прохожих, как солому, поскольку им недостает ума в такую ночь не выходить из дома.

Подкинуть дров. Пижаму запахнуть. Лениво ложкой поболтать в стакане. Хлебнуть чайку. В газету заглянуть - какая там погода в Магадане?

И снова слушать заоконный свист. И задремать - до самого рассвета.

Ведь в декабре - не каждый декабрист.

Трещит огонь.

У нас в квартире - лето...

О'Генри. "Дороги, которые мы выбираем"

В двадцати милях к западу от Таксона «Вечерний экспресс» остановился у водокачки набрать воды. Кроме воды, паровоз этого знаменитого экспресса захватил и еще кое-что, не столь для него полезное.

В то время как кочегар отцеплял шланг, Боб Тидбол, «Акула» Додсон и индеец-метис из племени криков, по прозвищу Джон Большая Собака, влезли на паровоз и показали машинисту три круглых отверстия своих карманных артиллерийских орудий. Это произвело на машиниста такое сильное впечатление, что он мгновенно вскинул обе руки вверх, как это делают при восклицании: «Да что вы! Быть не может!» По короткой команде Акулы Додсона, который был начальником атакующего отряда, машинист сошел на рельсы и отцепил паровоз и тендер. После этого Джон Большая Собака, забравшись на груду угля, шутки ради направил на машиниста и кочегара два револьвера, и предложил им отвести паровоз на пятьдесят ярдов от состава и ждать дальнейших распоряжений.

Акула Додсон и Боб Тидбол не стали пропускать сквозь грохот такую бедную золотом породу, как пассажиры, а направились прямиком к богатым россыпям почтового вагона. Проводника они застали врасплох - он был в полной уверенности, что «Вечерний экспресс» не набирает ничего вреднее и опаснее чистой воды. Пока Боб Тидбол выбивал это пагубное заблуждение из его головы ручкой шестизарядного кольта, Акула Додсон, не теряя времени, закладывал динамитный патрон под сейф почтового вагона.

Сейф взорвался, дав тридцать тысяч долларов прибыли золотом и кредитками. Пассажиры то там, то здесь высовывались на окон поглядеть, где его гремит гром. Старший кондуктор дернул за веревку от звонка, но она, безжизненно повиснув, не оказала никакого сопротивления. Акула Додсон и Боб Тидбол, побросав добычу в крепкий брезентовый мешок, спрыгнули наземь и, спотыкаясь на высоких каблуках, побежали к паровозу.

Машинист, угрюмо, но благоразумно, повинуясь их команде, погнал паровоз прочь от неподвижного состава. Но еще до этого проводник почтового вагона, очнувшись от гипноза, выскочил на насыпь с винчестером в руках и принял активное участие в игре. Джон Большая Собака, сидевший на тендере с углем, сделал неверный ход, подставив себя под выстрел, и проводник прихлопнул его козырным тузом. Рыцарь большой дороги скатился наземь с пулей между лопаток, и, таким образом, доля добычи каждого из его партнеров увеличилась на одну шестую.

В двух милях от водокачки машинисту было приказано остановиться. Бандиты вызывающе помахали ему на прощанье ручкой и, скатившись вниз по крутому откосу, исчезли в густых зарослях, окаймлявших пугь. Через пять минут, с треском проломившись сквозь кусты чапарраля, они очутились на поляне, где к нижним ветвям деревьев были приивязаны три лошади. Одна из них дожидалась Джона Большой Собаки, которому уже не суждено было ездить на ней ни днем, ни ночью. Сняв с этой лошади седло и уздечку, бандиты отпустили ее на волю. На остальных двух они сели сами, взвалив мешок на луку седла, и поскакали быстро, но озираясь по сторонам, сначала через лес, затем по дикому, пустынному ущелью. Здесь лошадь Боба Тидбола поскользнулась на мшистом валуне и сломала переднюю ногу. Бандиты тут же пристрелили ее и уселись держать совет.

Проделав такой, длинный, извилистый путь, они были пока в безопасности - время еще терпело. Много миль и часов отделяло их от самой быстрой погони. Лошадь Акулы Додсона, волоча уздечку по земле и поводя боками, благодарно щипала траву на берегу ручья. Боб Тидбол развязал мешок и, смеясь, как ребенок, выгреб из него аккуратно заклеенные пачки новеньких кредиток и единственный мешочек с золотом.

- Послушай-ка, старый разбойник, - весело обратился он к Додсону, - а ведь ты оказался прав, дело-то выгорело. Ну и голова у тебя, прямо министр финансов. Кому угодно в Аризоне можешь дать сто очков вперед.

- Как же нам быть с лошадью, Боб? Засиживаться здесь нельзя. Они еще до рассвета пустятся за нами в погоню.

- Ну, твой Боливар выдержит пока что и двоих, - ответил жизнерадостный Боб, - Заберем первую же лошадь, какая нам подвернется. Черт возьми, хорош улов, а? Тут тридцать тысяч, если верить тому, что на бумажках напечатано, - по пятнадцати тысяч на брата.

- Я думал, будет больше, - сказал Акула Додсон, слегка подталкивая пачки с деньгами носком сапога. И он окинул jзадумчивым взглядом мокрые бока своего заморенного коня.

- Старик Боливар почти выдохся, - сказал он с расстановкой. - Жалко, что твоя гнедая сломала ногу.

- Еще бы не жалко, - простодушно ответил Боб, - да ведь с этим ничего не поделаешь. Боливар у тебя двужильный - он нас довезет, куда надо, а там мы сменим лошадей. А ведь, прах побери, смешно, что ты с Востока, чужак здесь, а мы на Западе, у себя дома, и все-таки тебе в подметки не годимся. Из какого ты штата?

- Из штата Нью-Йорк, - ответил Акула Додсон, садясь на валун и пожевывая веточку. - Я родился на ферме в округе Олстер. Семнадцати лет я убежал из дому. И на Запад-то я попал случайно. Шел я по дороге с узелком в руках, хотел попасть в Нью-Йорк. Думал, попаду туда и начну деньги загребать. Мне всегда казалось, что я для этого и родился. Дошел я до перекрестка и не знаю, куда мне идти. С полчаса я раздумывал, как мне быть, потом повернул налево. К вечеру я нагнал циркачей-ковбоев и с ними двинулся на Запад. Я часто думаю, что было бы со мной, если бы выбрал другую дорогу.

- По-моему, было бы то же самое, - филовофски ответил Боб Тидбол. - Дело не в дороге, которую мы выбираем: то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

Акула Додсон встал и прислонился к дереву.

- Очень мне жалко, что твоя гнедая сломала ногу, Боб, - повторил он с чувством.

- И мне тоже, - согласился Боб, - хорошая была лошадка. Ну, да Боливар нас вывезет. Пожалуй, нам пора и двигаться, Акула. Сейчас я все это уложу обратно, и в путь, рыба ищет где глубже, а человек где лучше.

Боб Тидбол уложил добычу в мешок и крепко зав его веревкой. Подняв глаза, он увидел дуло сорокапятикалиберного кольта, из которого целился в него бестрепетной рукой Акула Додсон.

- Брось ты эти шуточки, - ухмыляясь, сказал Боб, - Пора двигаться.

- Сиди, как сидишь! - сказал Акула, - Ты отсюда не двинешься, Боб. Мне очень неприятно это говорить, но место есть только для одного. Боливар выдохся, и двоих ему не снести.

- Мы с тобой были товарищами целых три года, Акула Додсон, - спокойно ответил Боб, - Не один раз мы вместе с тобой рисковали жизнью. Я всегда был с тобой честен, думал, что ты человек. Слышал я о тебе кое-что неладное, будто бы ты убил двоих ни за что ни про что, да не поверил. Если ты пошутил, Акула, убери кольт и бежим скорее. А если хочешь стрелять - стреляй, черная душа, стреляй, тарантул!

Лицо Акулы Додсона выразило глубокую печаль.

- Ты не поверишь, Боб, - вздохнул он, - как мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу.

И его лицо мгновенно изменилось - теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность. Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.

В самом деле, Бобу не суждено было двинуться с места. Раздался выстрел вероломного друга, и негодующим эхом ответили ему каменные стены ущелья. А невольный сообщник злодея – Боливар - быстро унес прочь последнего из шайки, ограбившей «Вечерний экспресс», - коню не пришлось нести двойной груз.

Но когда Акула Додсон скакал по лесу, деревья перед ним словно застлало туманом, револьвер в правой руке стал изогнутой ручкой дубового кресла, обивка седла была какая-то странная, и, открыв глаза, он увидел, что его ноги упираются не в стремена, а в письменный стол мореного дуба.

Так вот, я и говорю, что Додсон, глава маклерской конторы Додсон и Деккер, Уолл-стрит, открыл глаза. Рядом с креслом стоял доверенный клерк Пибоди, не решаясь заговорить. Под окном глухо грохотали колеса, усыпительно жужжал электрический вентилятор.

- Кхм! Пибоди, - моргая, сказал Додсон. - Я, кажется, уснул. Видел любопытнейший сон. В чем дело, Пибоди?

- Мистер Уильяме от «Трэси и Уильямес ждет, сэр. Он пришел рассчитаться за Икс, Игрек, Зет. Он попался с ними, сэр, если припомните.

- Да, помню. А какая на них расценка сегодня?

- Один восемьдесят пять, сэр.

- Ну вот и рассчитайтесь с ним по этой цене.

- Простите, сэр, - сказал Пибоди, волнуясь, - я говорил с Уильямсом. Он ваш старый друг, мистер Додсон, а ведь вы скупили все Икс, Игрек, Зет. Мне кажется, вы могли бы, то есть... Может быть, вы не помните, что он продал их вам по девяносто восемь. Если он будет рассчитываться по теперешней цене, он должен будет лишиться всего капитала и продать свой дом.

Лицо Додсона мгновенно изменилось - теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность. Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.

- Пусть платит один восемьдесят пять, - сказал Додсон. - Боливару не снести двоих.

Анатолий Голубев

Один из моих любимых писателей – Анатолий Голубев. Меня удивляет: как такой отличный писатель так мало известен широкому кругу читателей?!

Творчество его целиком посвящено спортивной тематике, героям спорта – хоккеистам, футболистам, велогонщикам, альпинистам и т. д. Герои его романов – настоящие мужчины в полном смысле этого слова.

Предлагаю цитаты из популярных его романов: «Никто не любит Крокодила» и «Убежать от себя».

 

Ничто так не способствует сохранению душевного спокойствия, как полное отсутствие собственного мнения.

Я не симпатизирую людям, которые воображают, будто весь мир против них, - этим они делают главное: чтобы воображаемое стало реальностью.

На суд нашей совести мы предпочитаем вызывать только свидетелей защиты.

Большая куча денег, положенная в место падения, очень смягчает удар.

Оптимизм от пессимизма отличается только датой конца света.

Матч таких старых друзей – это не вопрос жизни и смерти, это нечто поважнее!

Всякий, допустивший мысль о проигрыше единственной игры – еретик!

Если вы бродите по кругу, это может быть потому, что слишком часто срезаете острые углы.

Случается, что обстоятельства становятся сильнее нас. И тогда надо стать сильнее обстоятельств.

Скажите человеку, что во вселенной 300 миллиардов звезд, и он вам поверит, но скажите, что скамейка покрашена, и он обязательно ткнет в нее пальцем, чтобы проверить!

Вы мне напоминаете человека, которого спросили: «Что случилось?» - и он ответил: «Все!»

Один делец решил дать взятку чиновнику в виде спортивного автомобиля. Тот ответил: «Мое общественное положение и чувство собственного достоинства не позволяют мне принять подобный подарок!» - «Я Вас понимаю. Давайте сделаем так – я продам Вам этот автомобиль за 10 долларов». Чиновник задумался не мгновение и сказал: «В таком случае я куплю два».

16-летнюю американку спросили, что она больше всего любит? "Ездить с дружком на мотоцикле в лес" - "И мама не беспокоится?" - "О, нет! Я же на голову надеваю защитный шлем!"

Обычная женщина, – которая сидит на телефоне дольше, чем на диете.

Поступайте, как в магазине – если туфли вам дороги, попросите пару другого цвета.

Совет – никогда не покупайте ничего с ручкой: рано или поздно придется носить!