Далеко, далеко провода
Протянули свои длинные пальцы.
Далеки, далеки те года,
Когда нам было всего лишь по двадцать.
Мы были такими несмелыми,
И на женщин смотрели с жадностью,
А теперь мы стали зрелыми
И бросаем их за ненадобностью.
За плечами с мешками спальными
Бродим мы по полям и рощам.
И глаза становятся печальными,
А сердца становятся все жестче.
Мы теперь не мальчишки, мы - мужчины,
И на жизнь мы смотрим все иначе.
Мы теперь уже стали сильными,
И от злости никогда не плачем.
И густые черные волосы
Побелели у нас преждевременно.
И охрипшим, простуженным голосом
Мы читаем стихи Есенина.
И домашний уют нам становится тесен,
Суета городов непонятна и странна.
И как много неспетых песен
Мы находим на дне стакана.
1959 г.
Распрощался я с песней своей,
Уж давно моя молодость спета
И теперь средь воров и б... й
Я с бутылкой сижу до рассвета.
Всё, что прожил я, - дорого мне.
Но к чему вспоминать то, что было?
Я от жизни теперь в стороне,
Как ослепшая в стойле кобыла.
Как заглохший, ненужный сад,
Я заброшен, разорван на части,
И стихов своих мощный заряд
Я не выброшу больше из пасти.
От безделья тупеет ум,
Страсть моя, как свеча догорает.
Много, много тревожных дум
Жгут мне тело, мозги распыляют.
Погрузился я в омут дней,
Зря бегущих, отнявших силу,
И я чувствую всё сильней,
Что пора мне готовить могилу.
Распрощался я с песней своей,
Не дождался я славы поэта.
И теперь средь воров и б...
Я с бутылкой сижу до рассвета.
Конец 50-х годов
Я в прошлое, как в зеркало гляжу,
Листаю жадно прошлого страницы...
А может быть, не стоит и трудиться,
А просто взять и проложить межу.
Перечеркнуть, забыть, поставить крест,
Все прошлое в мешок и бросить в омут.
Свои привычки передать другому,
А память, не жалея, под арест.
Порвать все узы, все испепелить,
Не поклоняться призрачной святыне,
Жить настоящим, прошлое отныне
В своем архиве больше не хранить.
Но я воспоминанья берегу.
Пусть жизнь подобна кадрам киноленты,
Мы все, как после сессии студенты,
Спешим домой к родному очагу.
Под стук колес до самого рассвета
Стоим, прижав к окну устало лбы,
Считаем придорожные, столбы
И пальцы обжигаем сигаретой.
Рассудку не подвластны те часы,
Когда живешь во власти ожиданий,
И хочется весь груз воспоминаний
Впервые в жизни бросить на весы.
А за окном в томительном бреду
Бормочет дождь унылые напевы
И проводница - поступь королевы
Разносит чай, ругаясь на ходу.
Вот, наконец, знакомые места,
Волною набегает шум перрона,
Мы прыгаем из душного вагона,
Как будто бы бросаемся с моста.
Дорогой детства быстрыми шагами
Спешим к родному дому налегке,
При виде милых окон - дрожь в руке
И мысли в голове идут кругами.
И сразу замечаем перемены:
Домашний пес тебя не узнает,
Шелковицу срубили у ворот,
А у сарая покосились стены.
И шепчет мать, платочек теребя,
Что замужем соседская девчонка,
Ждала тебя, теперь вот ждет ребенка,
А мог ребенок быть и от тебя.
Не дождалась, ну что ж, обиды нет.
К любым потерям мы уже привыкли,
Не дорожим u запахом реликвий,
- К таким вещам у нас иммунитет.
Исходит паром праздничный пирог,
Украшена вся комната цветами,
И смыта материнскими руками
Соленая от пота пыль дорог.
К дорогам пыльным нам не привыкать,
Мы жизнь на километры измеряем.
Потерянное - сразу забываем
И даже не пытаемся искать.
Святее всех святых домашний кров,
Где можно отдохнуть душой и телом,
Рассказывать о том, что наболело,
И где тебя поймут без лишних слов.
И тает холод странствий, и теплом
Здесь дышит все, - и валидол не нужен.
Так на стекле оттаивает стужа,
Чуть на нее подышишь теплым ртом.
Летят года и я уже у кромки.
А прошлое все дальше, все смутней,
Но тянутся за вереницей дней
Воспоминаний жалкие обломки.
Им нет числа, нельзя остановиться,
И не украсть из памяти и дня.
А все, что было в прошлом у меня,
Пусть больше никогда не повторится.
Еще рассвет чуть инеем дымится
И на ветру ладони холодны.
Еще снежинки тают на ресницах
И птичьи караваны не видны.
Еще коты по крышам не гуляют
И где-то бродит в космосе луна.
Но в этот день мужчины твердо знают:
Конец зиме! Да здравствует весна!!
И в женщинах мы видим перемены,
Любая - примадонна из кино.
И на цветы опять взвинтили цены
(На остальное взвинчены давно!)
А бедные грузины у Привоза,
Надвинув кепки на свои носы,
Вовсю торгуют ветками мимозы,
Забыв свои лимоны и весы.
Мужчины грудью лезут на прилавки -
Здесь каждый рыцарь и в душе поэт.
Но на прилавке лишь одни булавки,
А "дефицита" не было и нет.
Что день грядущий женщине готовит?
Так пусть же хоть один разок в году
Ей не придется бегать и готовить
И кушать бутерброды на ходу.
Я призываю вас, мужчины, дорогие,
Хоть раз в году, отбросив вашу лень,
Капризы женские исполните любые,
Чтоб в памяти остался этот день!
Не ради повышения культуры,
А чтобы книжный голод утолить,
Все стали собирать макулатуру
И по обложкам классиков ценить.
И я, примерно oцeнив все шансы,
Решил включиться в этот книжный бум.
Но в каждом деле надо знать нюансы,
Играть наверняка - не наобум.
Позвал соседа, выпили по чарке,
И я сказал, наливши по второй:
"Что можешь ты сказать мне о Ремарке,
И как давно читал ты "Зверобой"?
- Пойми ты, - убеждал его настырно,
- Повысить надо срочно интеллект.
Не дело это... Как тебе не стыдно,
Что ты не знаешь, кто такой был Брехт?
Сосед мой Петя почесал в затылке,
Потрогал занавески на окне,
И так сказал: "Ты посмотри в бутылке,
Хоть что-нибудь осталось там на дне?"
И продолжал: "Не знаю я Ремарка,
Оставь ты эти марки чудакам!
Другое дело - "Зверобой" и "Старка",
Я дам здесь фору даже знатокам!"
Нет повести печальнее на свете
Для тех, кто стал копить бумажный лом.
Ну хорошо, что есть "Москвич" у Пети,
А пункт макулатуры за углом.
И стали мы копить хлам из бумажек:
Учебники, журналы прежних лет,
Обрывки писем, календарь и даже
Пустые пачки разных сигарет.
Чего мы только с ним не собирали:
Газет подшивки, бланки телеграмм,
Трамвайные талоны сохраняли,
Бумаги экономя каждый грамм.
Мы день и ночь трудились неустанно,
Забросили все личные дела.
Мы собирали в залах ресторана
Бумажные салфетки со стола.
И для успеха были предпосылки,
Мы научились жизнь за горло брать,
И после каждой выпитой бутылки
Могли теперь наклейки оставлять.
Эх, нашу бы энергию направить
Куда-нибудь подальше на восток!
Смогли бы там мы горы переплавить,
Питать бы током целый городок.
Вот так и гибнут на Руси таланты,
Теряя даром внутренний накал.
И, если взять любые варианты,
У всех у нас большой потенциал.
Мы окунулись в мир литературы
И, наконец, в томительном бреду
Пошли в ближайший пункт макулатуры
И понесли бумажную руду.
Наивными мы были, словно дети,
Ну разве можно верить чудесам!
От ужаса раскрылся рот у Пети,
От удивленья онемел я сам.
Здесь номера выкрикивали губы:
"Сто сорок пятый!...Восемьсот второй...!"
Здесь убивали время книголюбы,
И страсти бушевали, как прибой.
Мы с Петей посмотрели друг на друга -
В искусство нам закрыты все пути.
Здесь слабонервный вздрогнет от испуга,
А хилый - не сумеет подойти.
А на часах одиннадцать пробило,
Прошедшее казалось просто сном.
От холода немного нас знобило
И мы пошли лечиться в гастроном.
январь 83 г.
Осторожно, не рвите на ранах бинты!
Не давите на грудь и бока.
Мне вчера продырявили тело ЋментыЛ
И ухлопали насмерть дружка.
Сколько раз уходили мы ночью и днем,
Не боялись засад и облав,
А теперь мои раны пылают огнем
И дружок мой лежит среди трав.
Где же сила моя, сноровка?
Где надёжный и крепкий кулак?
Ожидает меня Петровка
И холодный тюремный барак.
Белизна простыней, а за дверью конвой,
Чуть блестит карабина затвор.
Берегут, стерегут - я им нужен живой,
Чтобы вынести мне приговор.
Но не раны и боль, - убивает тоска,
Я, как в клетке прикованный зверь.
Жаль, что пуля ударила мимо виска,
Был бы вместе с дружком я теперь.
Где же сила моя, сноровка?
Где же твердость моей руки?
Ожидает меня Петровка
И по камере чьи-то дружки.
Распахните мне двери один только раз,
Подведите скорей мне коня,
Перед тем, как судья зачитает указ
И на север отправит меня.
Я увижу тогда белый парус вдали
И пройдусь по траве босиком.
Отыскал бы то место, где в рост ковыли,
И простился бы с верным дружком.
Где же сила моя, сноровка?
Где упругость моей спины?
Ожидает меня Петровка
И на нарах тревожные сны.
18.10.82 г.
Мир еще не знал такой утраты,
Видно так назначено судьбой,
- Умер тот, с чьим именем солдаты
Поднимались в свой последний бой.
Эта весть пронзила острой болью,
Слов не хватит горе передать,
- Умер тот, чьи стойкость, ум и воля
Помогали жить и побеждать.
Умер тот, кто твердыми руками
Создал мир для всех племен и рас.
Разве можно выразить словами
Всё, чем дорог Сталин был для нас?
Умер тот, чье сердце постоянно
Согревало нас своим теплом...
Вместе со словами Левитана
Вся страна прощается с вождем.
Неужели это мне не снится?
Неужели мог он умереть?
По моей щеке слеза катится,
Значит, это правда… значит смерть.
Кажется, что кровь застыла в венах,
На страну обрушилась беда.
Кажется, что плачут даже стены
И печально стонут провода.
Солнце может скрыться в темных тучах,
Звезды могут в небе побледнеть,
Но величье дел его могучих
Не затмит никто, и даже смерть.
Из бессмертья сталинское имя
Будет с нами строить коммунизм.
Стаяин - это вождь неповторимый,
Сталин - это вечность, это - жизнь!
Дорогой учитель, спи спокойно,
В этот час клянемся мы тебе:
По твоим стопам идти достойно,
Не бояться трудностей в борьбе.
Свято выполнять твои заветы,
Верность делу партии хранить.
Спи спокойно - образ твой бессмертный
В нашем сердце вечно будет жить!
7-8 марта 1953 г
Твой пьедестал не тронули века
И бронзовый загар дожди не смыли.
Приветливо протянута рука,
Которую потомки не забыли.
По-прежнему венок на голове,
А на плечах античная хламида.
Ты стал легендой, герцог Ришелье,
И гордостью любого одессита.
У ног твоих всегда лежат цветы -
Знак уваженья своему кумиру.
И каждый день гостей встречаешь ты,
Прибывших в нашу Южную Пальмиру.
Ты с первых дней в народе стал любим,
Делил ты с нами радости и горе.
С тобой дышали воздухом одним
Строители Жемчужины у моря.
Со всеми поделиться был готов.
Неприхотлив в одежде был и в пище,
Но гости разных званий и чинов
Любили посещать твое жилище.
Ты не стремился в первые ряды,
Всегда в работе был, не зная скуки.
На голом месте разводил сады
И не стыдился брать лопату в руки.
Прищурившись, по улицам ходил,
Снимая шляпу перед каждой дамой.
Ты всей душой наш город полюбил,
И при тебе Одесса стала мамой.
Когда же в город наш вошла чума
И каждый день казался сущим адом,
Ты не боялся заходить в дома
И был со всеми жителями рядом.
Что говорить! Ты был для нас отцом.
Всем помогал советом и деньгами.
И управлял не палкой и свинцом,
А мудрыми и добрыми делами.
Но твой король позвал тебя домой.
Уехал ты, вернуться обещая.
Мы за твоей коляской шли толпой,
Под ноги лошадей цветы бросая.
Ты и в Париже нас не забивал,
О нашей жизни узнавал из прессы.
И даже перед смертью вспоминал,
Морской залив и улицы Одессы.
Но ты вернулся в город наш опять,
Стоишь все так же, не меняя позы.
Готов нам руку помощи подать,
Пусть не живой, а вылитый из бронзы.
Твой памятник прославила молва.
Играют дети на твоих ступенях,
А память о тебе всегда жива
И будет жить в грядущих поколеньях.
Ты смотришь вдаль и видишь корабли,
И слышишь плеск волны и шум вокзала.
Поклон тебе одесский до земли,
Дюк Ришелье, потомок кардинала.
2004 г.
Кто проклял нас? Какой зловещий рок
Вонзил свои клыки подобно зверю?
Мне говорят, что есть на свете бог,
А я в него не верил и не верю.
- Зачем молиться, если бога нет?
Не стоит время тратить на поклоны.
Когда приходит боль на склоне лет,
То не помогут жалобы и стоны.
Светает... а в душе моей закат
И боль меня всю ночь не отпускает.
В одну воронку трижды бил снаряд,
А говорят, такого не бывает.
Все кажется, что это только сон,
Но видно не уйти мне от погони...
Комочек синий, словно невесом,
Уснул навеки на моей ладони.
Другой, зеленый, без вести пропал,
Распорядился сам своей судьбою.
А я устал, чертовски я устал,
И голова - как после перепоя.
Застыли в горле скорбные слова,
Былое вспоминается как сказка.
А за окном осенняя листва
Готовится менять свою окраску.
Я изменить узор судьбы не смог,
Мне суждено копить свои потери.
Пусть говорят, что есть на свете бог,
А я в него не верил и не верю.
2 октября 1994 г.
От глупости лекарства в жизни нет, Его не купишь ни в одной аптеке. И, как сказал, шутя, один поэт: Ищите глупость только в человеке.
У глупости ума всего лишь часть, И мысли у нее всегда убоги. Но, если глупость получает власть, Бороться с ней бессильны даже боги.
На глупость нынче небывалый спрос, Она не признает авторитета. Глупец порой задаст такой вопрос, Что даже умный не найдет ответа.
Глупец порой на выдумки мастак, Но притвориться умным он не может. Ну, а дурак - и в Африке дурак, И спорить с ним себе всегда дороже.
У глупости всегда вопросов - тьма, Она привыкла жить, со всеми споря. Бывает только горе от ума, А если нет ума - то нет и горя.
Дурак не знает, что такое честь И никогда не ищет компромисса, Поэтому и поговорка есть, Что дуракам закон всегда не писан.
Дурак всегда стремится в первый ряд И каждому старается быть другом. Но неспроста в народе говорят, Что дуракам везет не по заслугам.
Глупцу нельзя что-либо доказать И с этим надо умному смириться. Но если умный будет уступать, То как же может истина родиться?
Сегодня глупость ходовой товар, Поскольку дураков на свете много. Но, если глупость - это божий дар, То не судите глупость очень строго.
Я вот какое сделал резюме: Разумно в этом мире все и здраво. Пусть каждый будет при своем уме, А глупость тоже пусть имеет право.
2007 г
.